28 апреля 2022, четверг, 09:00 1720

Психолог Алена Полуденная: Россия - классический абьюзер, а злость и гнев - чувства, благодаря которым выживают нации

Катерина Кудояр

Алена Полуденная, психолог, психотерапевт

Война в Украине длится уже 2 месяца. 24 февраля Россия начала полномасштабное вторжение на территорию Украины, тем самым, вторгшись в абсолютно каждый дом каждого украинца. Все мы столкнулись с ситуацией, которую видели в кино, но никогда не могли представить в реальной жизни. Многие из нас ежедневно переживают небывалый стресс, кто-то уже потерял самых близких и любимых людей, кто-то покинул годами выстраиваемый родной дом, а кто-то остался защищать свою крепость. Никто из нас пока не знает, как надолго затянутся военные действия и как долго мы будем пребывать в неопределенности и стрессе.

"Українські Новини" пообщались с психологом, психотерапевтом, волонтером Центра психологической помощи Ивано-Франковска и проекта "Разом" Аленой Полудённой о том, как помочь пережившим страшные события близким, о жертвах насилия, мужчинах, которые не воюют и о лечебном чувстве ненависти к России. Обсудили волонтерство, чувство вины, стыда и то, какими будут украинцы после войны.

Многие украинцы столкнулись с абсолютно непредвиденными обстоятельствами с начала войны: кто-то сидел в подвалах в нечеловеческих условиях, кто-то стал очевидцем каких-то ужасающих событий. Люди рассказывали о своих родственниках, когда, в одном случае человек начал разговаривать сам с собой, например. Был также случай, когда после пережитого человек почти не коммуницирует, находится будто в ступоре, мало ест. Что с этими людьми происходит? Как им помочь?

Эти примеры поведения человека, о которых вы говорите, очень похожи на посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), как следствие пережитой шоковой травмы. Один из них точно. Но давайте по порядку.

Мы все пережили и продолжаем переживать травмирующее событие под названием война. Если профессиональным языком, то речь идёт о комплексной психотравме, угрожающей здоровью и жизни человека, и на эмоциональном уровне, вызывающей, как правило, чувство беспомощности, бессилия, а зачастую, и острое чувство одиночества. Поскольку событие затягивается, мы проживаем его латентно. Человеческое существо очень адаптивное и довольно быстро приспосабливается к новой реальности. Но в этой реальности у всех разные опыты. Есть что-то, что мы все пережили, а есть что-то, что пережили не все. И у всех разная стрессоустойчивость.

Кто-то после 24-го февраля все ещё не оправился - у него мир рухнул, а кто-то находится сейчас в подвале "Азовстали" и вполне себе эффективно функционирует. И это не вопрос о том, кто молодец, а кто нет - просто мы все разные и психика у всех разная. С одной стороны, одноразовые психотравмы, снижают риск развития ПТСР, а комплексные, сочетающие в себе множество разнообразных травмирующих ситуаций, увеличивают этот риск. Но, повторюсь, сила травмирующего события и его частота - это один из факторов, которые могут привести к расстройству.

Второй фактор, это стрессоустойчивость - комплекс внутренних ресурсов человека, который позволяет нам выдерживать разного рода нагрузки как физические, так и психические. Т.е. способности организма противостоять вредному воздействию стрессовых факторов. Чтобы не допускать к себе близко стресс и его влияние на организм и жизнь в целом, как говорят в народе "не брать близко к сердцу", нужно регулярно заботиться о своем психологическом состоянии: психотерапия, дыхательные практики, медитации, забота о физическом здоровье - питание, физическая нагрузка хотя бы в виде зарядки по утрам.

И ещё один очень важный фактор - это окружение. Много зависит от того, кто рядом и как тебя поддержал в момент травматизации. Грамотная поддержка в момент получения шока или Шоковой Психологической Травмы (ШПТ) может сыграть решающую роль - купировать ПТСР и в будущем человек не будет возвращаться к событию, как чему-то ужасающему. Он не забудет, конечно, но воспоминание не будет вызывать у него острые переживания, потому что событие переработается в полезный опыт. Можно стать жертвой, а можно гордиться, что выжил.

Повторюсь, это возможно, если поддержка была оказана вовремя и грамотно. Например, военные психологи выполняют эту роль на передовой. Но по большому счету, обучать оказывать такую скорую помощь не мешало бы весь воинский состав.

Я уже не говорю обо всем гражданском населении. Израильтяне в этом плане потрясающие! У них фактически каждый гражданин психолог по работе с ШП-травмой. Живя в условиях латентной войны с соседом, там каждого обучают оказанию такой скорой помощи. У них там целые учебные "сериалы" короткометражек снимают и регулярно демонстрируют по всем каналам на каждое возможное травматическое событие, где моделируется та или иная ситуация и как в ней нельзя поступать с травмированным, а как наоборот - необходимо. Причём, часть из них обязательно на военную тему. И ведь правда, чтоб оказать пострадавшему первую помощь при шоково психологической травме не надо учиться десятилетия. Это сможет практически любой. Я опишу схему.

ШПТ - это реакция человека во время психотравмирующего события. В нашем случае, мы говорим о попадании в зону военных действий или участии в военных действиях. Но к ней же относится любая другая угроза смерти - теракт, ДТП, катастрофа и т.д. Травмироваться может как участник, так и наблюдатель. Симптомы: состояние ступора, остановившийся взгляд, ощущение у пострадавшего, что он в полной растерянности. Если профязыком - в диссоциации. В этом случае, ни коим образом не хватать, не трясти, не кричать, а стараться действовать четко по схеме с "холодным носом", так как выражение сочувствия в этом случае неуместно.

Схема такая:

Установить контакт - постараться чтоб вас услышали, увидели. Добиться хоть какой-либо реакции, в том числе , физической. Например: "Я Катя. Ты слышишь меня? Посмотри на меня". Если нет реакции, сказать: "Я сейчас сожму твою руку, сожми в ответ мою". Далее сжимать до тех пор, пока не будет ответного сжатия. Говорить уверенно, но не грубо. Сжимать не сильно, но уверенно. Так мы поможем пострадавшему восстановить связь с реальностью.
Четко обозначить своё присутствие и поддержку: "Я с тобой, я никуда не уйду, мы вместе, ты молодец". Так мы поможем человеку уменьшить ощущение одиночества и оторванности от остального мира.
Далее важно запустить рацио. По возможности реконструировать событие. "Назови своё имя. Адрес, год рождения, номер телефона". Далее: "Что произошло? Кто с тобой был?" Задавайте чёткие вопросы. Это поможет справиться с эмоциональной бурей и запустить рациональность. Поэтому не спрашивайте ни в коем случае, что человек чувствует!
Дальше стабилизировать, "собрать в кучу". Четко проговорить описанное пострадавшим произошедшее событие, что есть сейчас и что нужно сделать. Например: "Рядом упала ракета, мы сидим во дворе твоей улицы, все живы, надо перейти в убежище".
И последний этап - валидация действий. Важно дать четкие указания последующих действий. Например: "Ты должен встать, помоги ребёнку дойти до убежища, принеси ему воды…". При этом важно не делать это за него. Голос должен быть твёрдым, не просящим, а скорее командным, но не грубым.

Часто люди, сами того не подозревая, оказывают интуитивно нужную психологическую помощь, помогая пострадавшему двигаться, валидируя его и это помогает в будущем избежать ему ПТСР. Я пример приведу из наших реалий. Где-то числа 10 марта я вывозила из Киева своих родителей в Германию и вместе с ними маму моих друзей, которая бежала из-под обстрелов из Ирпеня в одном пальто с документами в кармане. Так вот это пальто все было в мелких порезах от осколков взрывающихся снарядов.

Бежала одна куда глаза глядят, потому что поняла, - потом не выберется. Бежала в шоковом состоянии, пока не выскочила на дорогу, где её подобрали трое молодых парней на машине. Потом они на каком-то отрезке машину бросили, так как начинался опасный путь - можно было под обстрел попасть. И далее все пробирались пешком лесами, потом через реку по брёвнам каким-то, что накидали, так как мост взорвали уже к этому времени. Она шла упорно, но быстро двигаться не могла и все им предлагала её оставить, не ждать.

Но парни ее не бросили, но и на себе не тащили. Просто были рядом и подбадривали. Сопроводили до относительно безопасного места, где посадили на автобус до Киева. Там мы её подхватили. Так вот эта женщина не только не ушла в себя, а ещё моих родителей по дороге развлекала и поддерживала - пела, шутила, собаку мою нервную успокаивала. Травматическое событие не привело к ПТСР и вряд ли уже приведёт, потому что:

а) она по складу своему очень психически устойчивая оказалась и инстинкт сработал вовремя и способ преодоления стресса был выбран интуитивно верный - бегство;

б) шок был купирован внешним окружением - нужные парни оказали в нужное время в нужном месте и, сами того не ведая, оказали грамотную поддержку, что сыграло решающую роль в стрессовой активности травмированного.

Ещё один похожий случай я услышала от женщины-переселенки из Чернигова. Она бежала из-под обстрелов вместе с сыном и им пришлось пройти до безопасного места 30 км! Ещё с собой котят тащили. Так им на каждом этапе помогали жители из разных сел. Поили, кормили, указывали безопасный путь. Когда эта женщина мне всю эту историю рассказывала, чувствовалась гордость собой и она улыбалась. Вместе с ней улыбался и её сын, взахлёб дополняя мамин рассказ. Тот же случай - стрессоустойчивость и добрые люди, которые поддерживали на протяжении всего пути. И ребёнок при этом не попал в панику, потому что мама вела себя устойчиво. Дети ведь все переживания значимых взрослых считывают, как калька. А вообще-то, все участники этих историй - герои! Если без психологизма говорить, простым человеческим языком.

Давайте вернемся к нашим примерам.

То, что вы описали, где человек разговаривает сам с собой - это уже серьезный симптом.

Важно прояснять, было ли с ним подобное до войны, чтобы понимать, вызвано ли это последними трагическими событиями или они только обострили уже имеющееся заболевание. Если первое, то скорей всего это следствие пережитого, но не переработанного психикой шока. Чем сильнее наша напряжённость – тем серьёзнее последствия. И есть 4 синдрома стресса, по которым можно определять степень последствий:

1-ый синдром - когда страдает эмоциональная сфера и меняется поведение пострадавшего.

2-ой - вегетативная сфера проседает. А она отвечает за реакции "бей" или "беги".

Затем следующая сфера, которая страдает - это когнитивная (мыслительная). В быту мы часто говорим "что-то ты тормозишь".

И последний 4-ый синдром - это асоциализация, где происходит изменение в общении.

Вот этот первый пример больше похож на 4-ую стадию и я бы в этом случае рекомендовала параллельно обратиться не только к психологу, но и к психиатру.

Второй случай, там где человек замкнулся, скорей относится к первому синдрому. И это нормальная защитная реакция психики - уйти в себя, дистанцироваться. Особенно, если при шоке первая помощь не была оказана. Но если человек себя обслуживает, двигается, не "забился в темный угол", значит он как-то сам справился с выходом из шока и, пока не наступило ПТСР, важно помочь человеку начать говорить - реконструировать события, валидировать эмоции. Вот тут не помешал бы грамотный специалист психолог-психотерапевт, который не будет ему рассказывать "Возьми себя в руки, ты ж мужик", а посредством эмпатичного слушания, выведет человека к свету, поможет найти пострадавшему его ресурсы и смыслы.

Казалось бы, все так просто, здесь простые вещи нужны, но поскольку мы все сейчас в сильной тревоге, все озабочены обустройством своей безопасности, безопасности своих детей, своих близких, адаптацией в новых реалиях жизни, нам очень сложно найти ресурс ещё для кого-то. И если рядом травмированный человек, может просто не хватать сил быть такому человеку поддержкой. Для этого существуем мы. Сейчас очень много в Украине классных специалистов, которые объединились и организовали волонтерские психологические службы помощи по разным направлениям. И если нет возможности оплачивать консультации, всегда можно получить помощь на волонтерский основе.

Как тем, кто выехал за границу, помочь близким, которые остались в Украине? И почему те, кто уехал, испытывают чувство вины, что они в безопасности? Как с этим бороться?

Сейчас много говорят о "синдроме выжившего" или по-другому "вина уцелевшего" - это одна из форм ПТСР или его "первая ласточка". И это всегда присутствовало во все военные времена, поскольку всегда в войне есть передовая и тыл, уцелевшие и погибшие. На самом деле, в поддержке нуждаются и те, и другие.

Те, кто остались в Киеве испытывают нечто подобное по отношению к тем, кто в Мариуполе или в Харькове. Те, кто уехал из Киева на запад Украины, испытывают нечто подобное к тем, кто остался в Киеве. Те, кто уехал за границу, переживают за всех, кто остался в Украине. Сам факт того, что я в безопасности, а они - нет, вызывает разрушительные чувства вины и стыда.

Особенно, если речь идёт о мужчинах. Кто-то воюет, а я тут в тылу «прячусь». Как эмоциональное переживание в условиях военного времени - это норма. Стыд, вина - чувства, которые нельзя выключить как рубильник, даже если ты четко понимаешь, что действовал рационально, в соответствии со своим положением и не изменил своим ценностям. Но эти чувства можно осознать, присвоить и попытаться разобраться, что за ними стоит, тем самым снизив тревогу.

И ещё важно различать невротическую вину и токсическую - то есть навязанную. Но об этом позже, а пока приведу опять же пример из своего опыта. Я испытывала нечто подобное совсем недавно по отношению к родителям, так как я в первые дни уехала на запад Украины, а они остались в Киеве - не захотели с нами. Однако, спустя две недели я их таки вывезла в Германию и дико благодарна им за то, что они согласились и рискнули в свои 84 года преодолеть путь в 2 500 км, да ещё достойно выдержать этот путь. И как только я их отвезла, у меня освободилось кучу энергии и сил. Потому что до этого все мои мысли были о том, как они, что они, как с продуктами, лекарствами, а если прилетит, а они не спустились в укрытие, а если кому-то станет плохо, а врачам сейчас не до них и т.д. Потом накрывает вина - я должна была остаться с ними.

Но для меня это плохой вариант - я тогда была бы привязана только к ним и минимально эффективна как психолог, который может помочь многим. Поэтому я четко понимаю - я это сделала для себя. Так мне легче. Моя потребность - быть полезной и реализовывать себя как специалиста в этом хаосе.

Но могло случиться и по-другому: кому-то из родителей могло стать плохо в дороге и закончится все могло трагедией. Вот тогда вина захватила бы в сто раз мощнее. Оставить - риск, вывозить - риск. Вот такие полярные чувства. Я это к тому, что никто не знает в такие моменты как будет правильно. И при этом, все что мы делаем - всегда единственно правильно, потому что мы выбираем всегда максимум того, на что способны. Тут нет грешных и праведных и тут нет героев и врагов. Герои мы все в чем-то (ВСУ все же вне конкуренции!).

Враги у нас у всех одни - это рашисты. А мы все - украинцы, у которых задача не только защищаться, но и выжить. А иначе, кто будет жить в этой стране потом, после победы? Спокойно разберитесь, в чем вы «виноваты», а в чем объективно молодец. Сразу напомните себе, что виноваты оккупанты, которые развязали войну и на это вы никак не могли и не можете повлиять. Ещё напомните себе, что вы тоже пострадавшие - вам пришлось покинуть свои насиженные места, спасать себя, своих родителей, детей от очень реальной опасности и даже, возможно, гибели. Вы можете гордиться собой, так как путь был сложным, а обустройство на новом месте - всегда стресс. Но вы - справились! Поблагодарите себя за это! Позаботьтесь о себе - своём физическом и психическом состоянии. Особенно, если с вами дети и старики. Спокойная мама - спокойные дети. И старым людям лишняя тревога не на пользу.

Если тревога усиливается, вина не отпускает, важно разобрать, что за вина. Если невротическая, как эмоция, возникшая на фоне травматизма, и вы понимаете, что в основе лежит тревога за конкретных людей, которые остались в небезопасной зоне, задайтесь вопросом, что вы можете реально для этих людей сделать? Сделайте то, что можете.

Вариантов немного, но они есть. Предложить организовать логистическую помощь - организовав выезд через волонтерские организации, если это возможно, конечно. Предложить финансовую помощь, если есть ресурс. Можно поддерживать постоянную связь - это уже много! Но прежде, чем начинать действовать во благо, убедитесь, что объект ваших переживаний хочет вашей помощи и уточните у него, какой именно. Так как многие, кто остаётся в зоне военных действий, даже при самой высокой степени опасности, не хотят покидать свои дома, подвалы, убежища.

К сожалению, люди часто делают такой выбор и тогда вам придётся только принять этот выбор. Если вы ощущаете, что поступили правильно и по-другому не могли, а вина все равно кроет, значит это вина, скорей всего, навязана вам из вне - близкими, друзьями, неким социумом, что в "белом пальто". Я за время работы с переселенцами слышала разные истории. Есть истории, где мужья отправили жен и благословили их на выезд куда угодно, лишь бы подальше от небезопасных зон, чтобы обрести спокойствие за них и делать что должны - воевать, волонтерить, работать. И это здоровый процесс. А есть наоборот – мужья, которые обижаются на своих женщин, что те уехали, обвиняют "ты меня бросила". Потому что они же уехать не могут. Есть родители, которые сказали: "Мы не поедем, а вы уезжайте в безопасное место - вам дальше жить". А есть те, кто обвиняют своих детей в предательстве, что их бросили, при этом категорически отказываются покидать "насиженное место", независимо от степени опасности.

Время войны - время усиления и обрывания связей. И это то, что усиливает вину и стыд, только в этом случае, чувства эти токсичные - т.е. навязанные из вне. И они только расшатывают маятник противоречия. Это очень по-человечески - находится в противоречии. Но война эту поляризацию сильно у всех обостряет и если к этому времени личностные границы и ценности сформированы, то делать какой-либо выбор проще, даже если он кому-то не нравится. Если нет, то автоматически попадаешь в вину и тут без помощи специалиста не обойтись.

Психолог может помочь выстроить свои границы, устояться в них и определиться с выбором уже из более устойчивого состояния. Повторюсь, плохих выборов не бывает. Бывает плохое состояние из-за невозможности выбрать. Что бы с вами не происходило, главное, не старайтесь проживать свои чувства в одиночестве, не замыкайтесь. Делитесь ими с теми, на кого можете опираться. Если таких рядом нет, не тяните, не доводите себя до отчаяния - обратитесь за помощью к специалисту. Как я уже говорила, сейчас сотни волонтерских психологических центров оказывают бесплатную помощь онлайн или по телефону. Вы не Бетмен и не воин света. Вы просто человек, который старается пережить войну.

Многие на протяжении последних двух месяцев слышали сигналы воздушной тревоги, слышали взрывы, работу артиллерии, но не пребывали в гуще событий, не сидели в укрытиях сутками в холоде, не испытывали острую необходимость в еде и воде. Как не испытывать чувство вины перед теми, кто пережил одни из самых ужасных периодов своей жизни? Ведь кажется, что ты по сути не видел войну.

Мы уже много сказали об этом ранее, поэтому уделю внимание "другой стороне медали". Безусловно, все мы пережили шок. И мы будем видеть еще больше ужасных свидетельств насилия над нами как над нацией по мере того, как будут открываться новые подробности. В пределах наших домов и дач мы, возможно, еще долго будем находить последствия войны, наталкиваться на трупы или мины. Прошло всего лишь 2 месяца, мы еще допроживаем стадию отрицания, у нас огромное количество симптомов разных психопроцессов, - шоковая травма, ПТСР, горевание. Кто-то уже потерял близких - это невосполнимые потери. Остальные, как минимум, в горевании о прошлой жизни.

Мы все потеряли какую-то свою устоявшуюся жизнь. Поэтому мы все переживаем различные стадии горя. Одна из них, следующая после отрицания - стадия переживания сильных чувств: обида, вина, злость, гнев, боль. Если понаблюдать, как мы пытались воздействовать на врага через интернет ресурсы, можно увидеть, что вначале мы обижались, терялись, взывали к разуму - просили остановиться.

Сейчас мы стали жестче – мы публикуем фото трупов их погибших солдат и все это сопровождается жестким сарказмом. В мирное время все это было бы за рамками нормального. Сейчас эти рамки сдвинулись. Война все исказила. И в этом поле подобные реакции уже не кажутся запредельными - это новая норма, которая проявилась и выросла из стадии отрицания новой реальности в следующую - переживание сильнейших агрессивных чувств, связанных с постепенным осознанием того, что такой жизни, как была раньше, уже не будет.

То, о чем вы спрашиваете – это нормально и мы об этом говорили выше. Но нормально так же и другое. Я вот о чем: ко мне в последнее время очень часто обращаются с вопросом "Со мной все в порядке, если я не испытываю сильных переживаний по поводу Бучи, Ирпеня, Гостомеля?". "Да, это тоже ок" - отвечаю я. Потому что это защитный механизм психики, который говорит: "Так, слушай, ну если ты сейчас туда опять провалишься, если сильно присоединишься, то не выживешь. Тебе завтра сложно будет встать с постели, накормить детей, позвонить родителям, поработать, пойти в волонтерский центр и помогать переселенцам, встречаться с ними, говорить о пережитых ими ужасах…". Этот защитный механизм работает по принципу "15 минут на горе, фото, месседжи, новости…", но потом он возвращает нас в жизнь здесь и сейчас для того, чтобы функционировать дальше.

Поэтому, я не могу сказать, что поголовно у всех появляется чувство вины, нет. Скорее, чувство вины возникает, когда человек ничего не чувствует, "почему я чувствую не достаточно, почему я не могу так сильно присоединиться? Я что - социопат?" - спрашивают меня. И тогда приходиться повторять как мантру, что это нормально, потому что тебе нужно функционировать, потому что у тебя есть задачи, потому что основная твоя задача - выжить. Если ты провалишься в это горе за всех, кто так жестоко пострадал, ты не выживешь. И хоть это наше общее горе и кто-то воспринимает это как очень личное, но все с разной амплитудой это проживают, застревают на той или иной стадии, переживая самые разные чувства от растерянности, вины, до сильнейшего гнева.

Это выматывает и приводит к анестезированию - отказу от чувств, потому что сердце и душа требуют передышку. И это тоже часть горевания про мир, который стал другим. Оказывается в 21 веке возможно то, что случилось. До этого мы жили с ощущением, что такого быть не может, что это было когда-то, это есть в кино, но не может быть в реальности. И как пережить?

Возвращать себе витальность (жизнеспособность) – каждый день вставать с постели, наливать себе воды, хорошо по возможности есть, делать зарядку, чистить зубы, выгуливать собаку, играть с ребёнком, гулять и т.д. Стараться обустроить свою жизнь более-менее стабильно. Делать ежедневные, естественные ритуалы и возвращать хотя бы какие-то элементы из прошлой жизни. Если человек будет бесконечно присоединяться к тем, кого уже нет, новая реальность от этого не поменяется, а старая не вернётся, никогда. А нам нужно выжить, как нации. При этом мы ничего и никого не забываем, делаем, что в наших силах для тех, кого можно спасти или кому можно помочь и сами продолжаем жить. Ради детей, ради их будущего, ради себя и ради тех, кто за нас погиб. Они точно отдали свои жизни не для того, чтобы мы скукожились и бесконечно страдали.

Почему, сколько бы ты ни делал (волонтерил, перечислял деньги на помощь, занимался сбором гуманитарной помощи), кажется, что делаешь не достаточно?

Знаете, сейчас эта картинка уже и не очень актуальна. И именно потому, что первое время многим волонтерам казалось "недостаточно". Но тенденции стремительно меняются, что вполне естественно, так как на одном энтузиазме далеко не уедешь. Да, действительно, первая реакция большинства продуктивного населения нашей страны, после пережитого шока, была "куда бежать помогать?!". Вначале бежали во все волонтерские пункты без разбора. А там очереди стоят на помощь. В первые дни войны на западе Украины куда не кинься – все было забито волонтерами.

Но сейчас я наблюдаю сильный спад. Нет, волонтеров хватает, просто отпали те, у кого снизилась мотивация или кто выгорел. За эти два месяца люди немного выдохнули, заземлились, выбрали сферу для своей реализации и определились с тем, что и как они хотят. Например, приезжают переселенцы и им четко говорят, куда пойти, где получить помощь, куда повести детей. Уже все грамотно распределилось и фактически нет суеты. Люди, которые готовы помогать как волонтеры, у которых высокая мотивация, хорошие навыки и опыт в этом деле и главное - есть ресурс для этого, они уже все на своих местах и на них они и остаются. А тех, кто прибегал в ажиотаже из чувства вины или в сильной тревоге, готовый делать все, что угодно, лишь бы не останавливаться - их очень сильно поубавилось. Именно у этой категории волонтеров готовых на все, возникает чувство вначале, что они делают недостаточно. На самом деле, это не про "недостаточно", это про страх остановиться и остаться в одиночестве со своими переживаниями.

Я обратила внимание, как переселенцы в первые дни себя проявляют. У меня было все так же. Какой бы ад они не прошли, пока доехали до места поселения, они активно начинают действовать. Я четко в Центре предоставления админуслуг вижу, кому из мам и их детей нужна помощь. В процессе беседы мама и сама её запрашивает, берет телефон и потом исчезает. Почему? Потому что она в тревоге и энергию этой тревоги она устремляет прежде всего в активную деятельность, которая требует много энергозатратности. У неё и правда много забот - найти жилье, взять гуманитарку, обустроить свой быт и быт ребёнка, найти школу для него, зарегистрироваться и т.д. И она с головой бросается туда, удовлетворять базовые потребности свои и ребёнка. Но основной подспудный мотив - чувствовать себя живой и не "рассыпаться". Поэтому ей не до психологических консультаций - она не хочет ещё раз проживать все то, через что прошла. После шока ей нужно двигаться, иначе можно провалиться в чёрную дыру боли и отчаяния. Так многие бросаются и в волонтерство, как способ справляться с тревогой или с виной. Когда мы бросаемся в какую-то деятельность, мы чувствуем себя живым. И это хороший, здоровый процесс и если он кому-то помог «выжить» на первом этапе - отлично. Но потом адреналин спадает, энергия исчерпывается, ресурсы иссякают. Вот тогда мамы начинают нам звонить, а на все готовые волонтеры выходят все меньше и меньше на объекты.

Волонтерство – это тяжёлая работа и в этом деле профессионализм не менее важен, как и в любом другом. Как и в любой другой сфере деятельности за оплату, тут так же важны дисциплина, грамотный менеджмент, высокая мотивация и психологическая устойчивость и для её поддержки профилактика. Можешь делать – делай, но если ты в этой истории забудешь о себе, тогда эффективность снизится к нулю и тебя надолго не хватит. Задача, в первую очередь, себя сохранить для будущего и грамотно распределить свои силы. Мы не знаем, как надолго это затянется, поэтому силы нужно распределять грамотно. Мы не можем постоянно делать все бесплатно. Нам на что-то нужно жить, кормить семью, оплачивать жилье. Следовательно силы нужны и на то, чтобы выполнять работу за деньги.

Волонтерство, - это, безусловно, хорошая компенсация при тревоге и вине, но важно помнить, что «от себя не убежишь», ресурсы не бесконечны и на каком-то этапе имеет смысл остановиться и позаботиться о себе, чтобы набраться сил.

Я слышала о случаях, когда некоторые жители запада Украины "травят" приехавших туда мужчин по поводу того, почему они "прячутся" здесь, а не идут воевать. Почему так происходит?

Я тут два месяца живу и работаю и, если честно, не замечала ярко выраженной агрессии со стороны местных по отношению к приезжим мужчинам. Но слышала, что подобные прецеденты были. Мне трудно судить об истинных причинах такого явления. Тем более с психологической точки зрения. Могу только предполагать, что это может быть токсичная реакция на какое-то поведение приезжих мужчин, которые, как им кажется, прячутся и трусят.

Будем откровенны, в первые пару дней войны такие тоже были и курсировали они на крутых тачках через местные блокпосты прямёхонько за границу. Местные ребята с ТРО за этим всем вынуждены были наблюдали и вряд ли испытывали удовольствие от такого «автопробега». Возможно, это триггернуло. Потом, тут у женщин очень сильная привязанность к сыновьям. Материнский инстинкт сильнее всего развит и тревога за жизнь своего ребёнка уже не разбирает, кто кому что должен. А местных тут не меньше, чем приезжих по улицам бродит. Не исключаю и издержки галицкого сепаратизма, который в небольших дозах, но присутствует в этих краях. В общем, в этой теме все смешано – геополитика, исторический сегмент, материнская истерия и многое другое.

Но будет несправедливым не отметить, что, например, в Ивано-Франковске горожане очень много делают для переселенцев со всей Украины. Ведут себя со всеми ровно - сдержанно, но очень вежливо. Вообще, галичане народ с очень четко очерченными личностными границами и достоинством. И если приезжие, в том числе мужчины, ведут себя корректно, никто не будет их задевать. А хам может попасть под раздачу. Хамов тут не любят. Впрочем, где их вообще любят? И потом, справедливости ради, нужно отметить, что ещё в 2014 году тут осело и неплохо интегрировалось в местный колорит большое количество переселенцев из Донецка и Луганска. Так что в нетолерантности галичан сложно упрекнуть.

Правильно ли тогда обвинять таких мужчин в трусости или в отсутствии патриотизма?

Понятие "трусость" у меня как у психотерапевта вообще отсутствует, это из области морализаторства. Я скорее буду использовать понятие "страх", который неизменно связан со стыдом. А стыд возникает, когда есть в поле обвинение и внутри себя борьба идёт между страхом и долгом. Так вот, обвинять в страхе кого-либо странно. Потому что все мы боимся. Боятся как те, кто пошел, так и те, кто собираются пойти, так и те, кто прячется. Ну кто не боится смерти? Только безумцы и дети.

То, что я наблюдала – у военкоматов стояли либо мужчины за 50 лет, либо ребята лет 20-ти. Первая категория - это или гражданская позиция, или чтобы заменить собой своих сыновей, вторая - пацаны, которые и есть вот эти дети, ощущающие себя бессмертными. И вот такие пацаны больше всего и гибнут, потому что они неподготовленны ни психологически, ни физически. На адреналине в военкомат пришли, а на поле боя растерялись. Потому что там на передовой нужны профи.

Благо у нас подход к подбору кадров для передовой качественно изменился, в сравнении с тем, как это было в 2014 году. Сколько там парней молодых полегло под шальными пулями из-за того, что не имели соответствующей подготовки. Сегодня у нас есть профессиональная армия и у нас есть понимание, кого туда посылать, а кого домой отправить, чтобы не мешался под ногами. Мужчинам сейчас непросто, особенно тем, что не востребованы и не у дел. Если мужчина понимает, что здесь он не полезен и не знает, чем себя занять, тогда ему будет непросто с самим собой договариваться. Если, конечно, он не маргинал какой-нибудь. Хотя есть и другая сторона медали: очень часто на войну пытаются попасть именно те, кто не был востребован до войны. А сейчас такой мужчина решил, что может таким образом себя реализовать.

Не самая лучшая мотивация, если принимать решение идти на фронт импульсивно, из вот этого чувства стыда. Мужчинам, которые востребованы в тылу, которые понимают, как они могут быть полезны для страны из поля своей компетенции, таким мужчинам намного проще адаптироваться в военное время и со стыдом им легче обходиться. Они знают, как компенсировать в тылу свое отсутствие на фронте. И это правда. Каждый мужчина на своем месте полезен и бесценен. Начиная с написания стихов, чтения лекций, игры в театре, создания крутых программ, готовки на кухне, на заводе, на полях и т.д. Ведь кто-то должен волонтерить, выращивать хлеб, доставлять продукты, оказывать медицинскую помощь, тушить пожары, доставать людей из под завалов, наполнять бюджет страны и помогать армии, перечисляя деньги в разные фонды.

Женщины все это не осилят, тем более большая их часть выехала за границу, спасая детей. А кто будет Украину отстраивать? Женщины? Дети? В общем, мне кажется, это не вопрос морали. Это исключительно рациональный вопрос, в котором как нигде важен здравый смысл, а не эмоции. Украине лишние жертвы не нужны. Их и так достаточно.

Среди жертв этой войны много жертв сексуального насилия - это женщины, маленькие дети и, согласно данным, даже мужчины. Как родные могут помочь таким людям, ведь многие из них не обратятся за помощью? Как жить дальше после пережитого?

Я не работала с жертвами насилия, прохожу сейчас дополнительное обучение. Но знаю протокол. В этих случаях, в первую очередь, обращаются к врачам. Далее психиатр. И только потом психотерапевт. Что касается родных жертв насилия, то им психологическая помощь нужна не меньше, так как в этом случае клиентом является по сути вся семья, если мы говорим о семейной системе, где есть эмоциональная привязанность. Самим в таких случаях справится фактически невозможно. Во всяком случае, эффективно справиться. Поэтому на вопрос, как помочь, если не обращаются, не знаю ответа. Трудно помочь тем, кто о помощи не просит. На вопрос, как жить дальше, ответ соответствующий - обратиться за помощью к специалистам.

А до того, как родственник или непосредственно жертва насилия пошел в терапию, как правильно общаться с пережившими такое горе? Как родственникам правильно взаимодействовать с жертвой насилия?

Жертва насилия всегда испытывает очень сильное, острое чувство стыда и ощущение вины, что недостаточно сделала, чтобы себя уберечь от этого. Поэтому прежде всего в разговоре с пострадавшим важно:

быть максимально деликатным и терпимым;
выражать сочувствие, но не торопить действовать: жертве нужно время, чтобы прийти в себя и разобраться со всем, что с ней произошло;
не давать никаких советов: любые советы могут восприниматься пострадавшим, как обвинение, будто поддерживающий умнее его и знает, как надо было поступать, а это опять повергает пострадавшего от насилия в стыд;
больше слушать и меньше говорить: если вы будете говорить больше, чем пострадавший, вы будете транслировать ему, что его мысли и чувства не важны, а пострадавший должен начать уважать свои любые чувства и мысли;
быть всегда за нее: проявлять уважение к любым ее решениям, даже если вы с ней не согласны (любые сомнения или непринятие с вашей стороны могут ощущаться жертвой, как контроль над ней, а это именно то, что она ощущала, когда её насиловали);.
быть с пострадавшим на равных: не пытаться стать его наставником или опекуном, это опять повергнет его в ощущение контроля над ним, будьте с ним одной командой;
периодически напоминать жертве насилия, что она не виновата в том, что произошло, что она сделала максимум, что было возможно в этой ситуации, что по-другому она бы не выжила (эта коннотация поможет жертве увидеть ситуацию под другим углом, что постепенно будет приводить к уменьшению чувства вины).

Чтобы выполнять все эти советы, необходимо быть очень устойчивым и психически стабильным. Нужно очень много ресурса для того, чтобы оказывать такую поддержку. Поэтому так важно родственникам пострадавшего от насилия прежде самим получить помощь специалиста.

Украинцы сейчас переживают разнообразные эмоции, но в основном, это ненависть, гнев и злость по отношению к России, как к агрессору, и россиянам, как тем, кто поддерживает эту войну. Многие отказываются от всего, что связано с Россией, включая язык. У меня есть знакомые, которые условно говорят «если ты не готов со мной резать русню, то нам не по дороге». Что за трансформация с нами происходит? И во что это может превратиться в будущем?

Вы говорите о гневе. Это чувство сейчас настолько важно для нас, что когда в поле появляется какой-то миротворец, который говорит "давайте разделять, ведь есть хорошие русские", то хочется отправлять его в след за кораблем. Сейчас точно не время призывать украинцев их "разделять" или "быть выше этого". Рационально мы понимаем, что они есть и многие из нас знают таких. Среди моих старых клиентов, тоже они есть. Но одно дело - личный контакт один на один, где я четко сканирую насколько наши с ним ценности совпадают.

Другое - рефератная группа, в составе которой все украинцы, по отношению к которым совершается насилие другой референтный группой, которую представляют россияне. И тут появляется какой-то "праведник". Сегодня об этом не нужно говорить - слишком много горя и боли мы все переживаем. Возможно потом, когда-нибудь. Я к тому, что злость, гнев - это абсолютно человеческие чувства и очень здоровая реакция на нарушение границ. Любых. Начиная от телесных, заканчивая территориальными. Да, это агрессивная реакция и чувства агрессивные. Ну а как защитить себя по-другому, если имеешь дело с террором. С террористами не договариваются. Они понимают только силу. А сил придают злость и гнев.

Это очень классные чувства, благодаря которым выживают нации. Благодаря этим чувствам человечество выжило. Злость запускает очень много сильной энергии, которая может быть как разрушительной, так и очень созидательной. Она же может быть и сокрушительной, но нам сейчас нужна такая энергия.

Если долго подавлять злость - терпеть, приспосабливаться, "быть выше этого", то незаметно становишься вялой жертвой. Все абьюзивные отношения держаться на терпимости жертвы. Не будет жертвы, не будет агрессора. Он теряет силу только тогда, когда ему оказывают сопротивление. В нашем случае Россия ведёт себя как классический семейный абьюзер, который все еще не хочет отпускать жертву, которая устала ею быть и оказала сопротивление. Украина и правда очень долго терпела. Слишком долго. Но сейчас наконец-то в нас пробудился праведный гнев и мы начали давать жесточайший отпор. Украинцы - крутая нация. То, что в нас всегда было - добросердечность, доброжелательность, теплота, открытость - с нами и останется.

Это как хорошо прокачанные мышцы - никуда не денется. Но сейчас нам нужно прокачать бицепсы, чтоб не лезла всякая шушера.

Возможно ли сохранить гуманизм во время войны?

Так мы ж только это и делаем! Мы же находимся внутри ситуации, где мы все друг о друге заботимся и каждый из нас делает все возможное, чтобы защитить нашу нацию. Вспомните, сколько мы другу другу писали в первые дни "Как ты? Ты в безопасности? Чем помочь?". И помогали, на месте или через сотни километров.

Сколько сейчас делаем. Фактически, каждый второй - это волонтёр, поскольку каждый первый - это ВСУ, старики, дети. Сколько нами миллионов перечислено в различные фонды. Украинцу не нужно рассказывать, что такое гуманизм, он в нас вшит. При этом в нас проснулась вот эта здоровая агрессия защищать себя и свою целостность. И это прекрасное сочетание. И самый основной ресурс для нас всех – это знание того, что свет на нашей стороне. Мы сейчас собой защищаем не только Украину, но и всю Европу. Жаль, что Европа пока остаётся в роли жертвы.

Какими мы будем - люди, пережившие войну?

Вы, возможно, видели в соцсетях, где какой-то астролог описывает, какими мы будем, какой будет Украина. Когда читаешь, можно обрыдаться. Послание это очень милое и несколько утопично сейчас воспринимается. Но, думаю, это недалеко от правды. Мы будем очень сильной и свободной нацией, если после нашей победы четко усвоим урок, что Россия - больной сосед. Война - эта безусловно травма для каждого украинца. Но, наблюдая за тем, как мы с ней справляемся, как воюем, боремся, работаем, спасаем, рожаем, пашем, поем, шутим, я понимаю, что мы невероятная нация! У нас в стране и в нас самих есть все, чтобы гордиться и процветать! Мы обречены на счастье. Просто нужно немножечко ещё поработать над этим.

Автор - Катерина Кудояр